Опубликовано в : Вестник Самарского государственного университета. Гуманитарный выпуск. 2004. № 1 (3). С. 163-169.
В статье предлагается понимание поэтического идиостиля как совокупности ментальных и языковых структур художественного мира писателя. С точки зрения когнитивной поэтики, именно ментальные сущности предопределяют специфику авторского стиля. Поэтому в центре внимания исследователя находятся основные категории когнитивной лингвистики – концепт, фрейм, концептуальное поле. Концепт рассматривается как базовая единица индивидуальной концептосферы, фрейм и поле – как комплексные когнитивные структуры авторского сознания. Теоретические положения статьи иллюстрируются примером когнитивного анализа концепта «Петербург» в творчестве Георгия Иванова.
Поэтический идиостиль, интерпретированный с позиций когнитивной парадигмы, представляет собой совокупность ментальных и языковых структур художественного мира писателя. Один из центральных постулатов когнитивизма – постулат о примате когнитивного [2] – предопределяет рассмотрение идиостиля в направлении от ментальных феноменов к способам их вербализации, от единиц концептуальной системы автора – к их языковому воплощению.
В большинстве работ, затрагивающих когнитивный аспект идиостиля, центральной категорией исследования является индивидуально-авторский концепт. Вот почему актуальной предстает задача создания типологии концептов авторского сознания, выявления форм их ментального представления, рассмотрения их соотношения с типами ментальных репрезентаций, с одной стороны, и с более крупными единицами – когнитивными структурами – с другой.
В основу нашего исследования положена гипотеза о двухуровневом строении индивидуальной концептосферы: на первом уровне нами выделяются индивидуально-авторские концепты как единицы поэтического сознания автора, на втором – когнитивные структуры, представляющие собой процесс и результат взаимодействий между концептами.
Понятие художественного концепта находится в стадии осмысления. В статье Л.В.Миллер этот феномен определяется как «сложное ментальное образование, принадлежащее не только индивидуальному сознанию, но и ... психоментальной сфере определенного этнокультурного сообщества», как «универсальный художественный опыт, зафиксированный в культурной памяти и способный выступать в качестве фермента и строительного материала при формировании новых художественных смыслов» [3, c.41-42]. В диссертационной работе О.Е.Беспаловой под художественным концептом предлагается понимать «единицу сознания поэта или писателя, которая получает свою репрезентацию в художественном произведении или совокупности произведений и выражает индивидуально-авторское осмысление сущности предметов или явлений» [4, c.6]. Таким образом, при различных подходах художественный концепт может занимать нежесткое положение на шкале «универсальное/индивидуально-авторское».
Считаем продуктивным рассматривать концепт прежде всего как единицу индивидуального сознания, авторской концептосферы, вербализованную в едином тексте творчества писателя (что не исключает возможности эволюции концептуального содержания от одного периода творчества к другому).
Проведенный нами анализ концептов поэтического мира Г.Иванова показал, что в различных типах концептов обнаруживаются предметный, понятийный, ассоциативный, образный, символический и ценностно-оценочный компоненты. Формы представления этих слоев концепта могут быть различными. Предметный и понятийный слои репрезентируются через фрейм-структуры, понимаемые, вслед за В.В.Красных [5, c.167], как носители типичной, логически упорядоченной информации; образный слой адекватно описывается посредством метафорических инвариантов, наконец, ассоциативный и символический слои концепта требуют для своего раскрытия полевой модели.
В данной статье мы остановимся подробнее на вопросе о соотношении понятий концепта, с одной стороны, фрейма и поля как когнитивных структур, с другой стороны, а затем проиллюстрируем полученные нами теоретические результаты на примере концепта «Петербург» в поэзии замечательного представителя Серебряного века Георгия Иванова [6].
Не будет преувеличением сказать, что концепт и фрейм являются центральными категориями когнитивной лингвистики. В ряде работ наблюдается пересечение объемов этих понятий. Так, по мнению А.П.Бабушкина, среди других типов ментальных структур следует выделять концепты-фреймы, представляющие собой совокупность хранимых в памяти типичных ассоциаций [7, c.19]. А.П. Бабушкин рассматривает фрейм как тип концепта (наряду со схемами, инсайтами, сценариями, логически конструируемыми концептами и мыслительными картинками), что, на наш взгляд, не вполне корректно. Дело в том, что типология, предложенная автором, сводится фактически к различным типам ментальных репрезентаций: образным, пропозициональным, смешанным (гештальтам). В этом случае фрейм, понятый как своего рода «кадр», увиденный внутренним зрением, должен быть соотнесен с аналоговыми репрезентациями и выступать в одном ряду с «мыслительными картинками» как «мыслимый в целостности его составных частей многокомпонентный концепт» [8, c.73].
Неочевидное место занимает фрейм в типологии концептов, представленных в работе И.А.Стернина и Г.В.Быковой [9, c.57]: фреймы расцениваются как разновидности гештальтов – комплексных, целостных функциональных структур, совмещающих чувственные и рациональные элементы, соотносимых, таким образом, со смешанным типом кодирования информации.
На наш взгляд, тип фрейма как ментальной репрезентации определяется как индивидуальными особенностями языковой личности, так и спецификой кодируемого представления. Например, фрейм «искусство» носит характер гештальта, так как позволяет систематизировать как логические отношения (гиперо-гипонимические, партонимические, метонимические), так и образные представления различных типов модальностей (в первую очередь, зрительной и слуховой). Фрейм «Петербург» относится к типу визуальных и соотносится с концептом предметно-чувственного типа.
В когнитивной интерпретации понятия фрейма заслуживает внимание еще одна трактовка, согласно которой фрейм рассматривается не как тип концепта, а как форма его ментального представления, то есть концептуальная структура, единица ментального пространства [10]. Таким образом, фрейм понимается как один из способов ментальной репрезентации концепта: через отсылку к концептуальной области, в которой этот концепт интерпретируется.
Мы считаем, что корректнее трактовать фрейм не как концепт, а как когнитивную структуру более высокого уровня, тип взаимодействия между концептами, как способ (форму) организации ментального пространства.
Вопрос о соотношении фрейма и поля (лексического, семантического, понятийного) тесно связан с проблемой соотношения фреймовой семантики и теории поля в лингвистике и не раз затрагивался в зарубежных исследованиях.
Так, Ч.Филлмор усматривает принципиальное различие между двумя этими концепциями в том, что «теория поля отличается от семантики фреймов своей приверженностью к исследованию групп лексем ради них самих и интерпретацией лексико-семантических областей как собственно языковых феноменов. Семантика фреймов рассматривает множество фреймов интерпретации как альтернативные «способы видения вещей». В общем, различия определяются тем, где концентрируется поиск структуры – в языковой системе или вне ее» [11, c.61].
Между семантическим полем и фреймом можно постулировать, на наш взгляд, и другие отличия:
• фрейм – более жесткая структура, отражающая типические связи в типических ситуациях; поле – структура более мягкая, ассоциативно-конкретная, иногда – индивидуальная;
• интегрирующим началом во фрейме служит ситуативная близость, в поле – ассоциативно-семантическая;
• структурная организация фрейма предполагает наличие узлов (слотов), поля – ядра, центра и периферии, границы между которыми весьма нечетки и подвижны;
• лексическая репрезентация фрейма ближе всего соответствует тематической группе; ментальная модель семантического поля приводит к необходимости введения термина «концептуальное поле».
Полевые исследования получили широкое распространение в семантике художественной речи, где семантические (в другой терминологии – ассоциативно-образные, смысловые) поля трактуются как средство отражения специфики авторского идиостиля, как способ выхода на языковую и концептуальную картину мира писателя.
В публикациях Н.С. Болотновой и ее учеников ассоциативно-смысловые поля текста рассматриваются как один из способов репрезентации авторских концептов [12]. Считаем такой подход абсолютно правомерным, если принять, что ассоциативно-смысловые поля являются единицами плана выражения. Что касается концептуальных полей, то они, по нашему представлению, являются наиболее крупными ментальными образованиями, включающими в свой состав как разные типы когнитивных структур, так и различные формы ментальных репрезентаций.
Если соотносить фрейм и концептуальное поле как различные типы когнитивных структур, то именно степень типичности/индивидуальности ассоциаций, их рациональный/эмоциональный характер могут стать той границей, которая маркирует фреймовые и полевые образования. Рассмотрим концепт «Петербург» через различные формы его представления – фреймовую и полевую.
«Город» представляет собой типичный фрейм визуального типа, организованный средствами пространственной схемы «часть – целое». Концептуальная выделенность особо значимых для автора объектов позволяет составить своеобразную «когнитивную карту» города.
«Петербургский» период творчества поэта (десятые – начало двадцатых годов) позволяет реконструировать фрейм «северной царской столицы», представленный 12 слотами, многие из которых (Нева, Летний Сад, Адмиралтейство) функционируют как субфреймы. Например, внутри субфрейма «Летний сад» выделяются слоты «ограда», «аллеи», «архитектурные сооружения».
Нева – центральный слот Петербурга, самый частотный оним в поэзии Г.Иванова (27 употреблений). Через отсылку к этому слоту осуществляется перифрастическая номинация города (»Невская столица», «город на берегу Невы», «гранитный город»). Основная ассоциация, связанная с Невой – свидетельница истории («здесь, над бледною Невой, Неслись восторженные клики», «И плещутся волны, слагая преданья О славе былого, о том, что забыто»).
Среди других типичных культурных объектов «петербургского текста» – Александровская колонна, Сенная площадь, памятник Петру («летящий всадник на скале», «всадник победный», «всадник с устремленной вдаль рукою»), вызывающие в памяти читателя многочисленные прецедентные тексты, связанные с упоминанием этих реалий.
Топонимика Петербурга у Г.Иванова весьма разнообразна. Это названия улиц и площадей (Дворцовая, Сенная, Демидов переулок), садов (Летний, Таврический, Адмиралтейский), зданий (Адмиралтейство, Сенат, крепость Петра и Павла, Инженерный замок), набережных (Тучкова набережная), памятников (Александровская колонна, памятник Петру, памятник Суворову).
Чрезвычайно насыщена ассоциативная часть фрейма, так как она позволяет упорядочить информацию, связанную с известными фактами русской истории и ее отражением в литературных и архитектурных формах. Как справедливо отмечает Е.Л.Гинзбург, «вне художественного текста топоним просто указывает на ту часть пространства, которая в процессе номинации выделяется как неповторимая... В составе художественного текста топоним – это еще (и прежде всего) имя исторического объекта, не способного существовать безоотносительно к памяти о прошлом и к прогнозам на будущее» [13, c.72].
«Влюбленность в былое», его поэтизация являются сквозной идеей триптиха «Стихи о Петрограде». Средствами выражения авторской модальности являются не только оценочные метафоры («Да старые зданья – последние нити С прекрасным и стройным сияньем былого», «Но черный романтичный сон, Тот страшный век, от крови алый»). Сам город, представленный как живой свидетель прошлого («от камней старинными веет вестями»), выступает контрастным фоном наполняющей его бездуховной толпе («Здесь люди расчетливы, скупы и грубы», «бездушные лица», «А люди не видят, О, город гранитный, твоей красоты»).
Интересно, что многие исторические объекты увидены глазами человека прошлого – павловского офицера («Он вел гвардейский взвод и видел пред собой Деревья, мелкий снег и Замок Инженерный»), императрицы («Анна Иоановна, а ты В дворце своем не видишь крови»), самого лирического героя, силой вдохновения переносящегося в любимый им XVIII век («...безвинных оглашает стон Застенков дымные подвалы. И вижу я Тучков Буян»).
Пространство Петербурга предстает как «архитектурный пейзаж», обладающий собственной топологией (верхняя точка – «тонкий шпиц», «Адмиралтейская игла», купола, нижняя – «темные волны прекрасной реки»). Горизонтальная панорама города охватывает как культурный центр, так и бывшие окраины (Тучкова набережная, Каменный остров).
Все эти образы организуют предметный слой концепта «Петербург». Для понятийного слоя оказываются релевантными такие когнитивные признаки, как «столица», « Нева», «история»,«прекрасный». Ценностный слой концепта характеризуется положительной оценочной составляющей, которая остается неизменной на протяжении всех периодов творчества поэта.
Специфику авторского видения в значительной мере отражают образные модели концептуализации. В поэтических текстах Г.Иванова тропеических контекстов, включающих номинации Петербурга, немного. К их числу относятся традиционная метонимическая модель город – человек («О город гранитный! Ты многое слышал, И видел ты много и славы и горя»), город – свет («Гаснул, как в туманном озере, Петербург незабываемый»), метафорические модели город – факел («стройный облик твой – Как факел славы в небе дымном»), город – рыба («Но видел я, о влажный бог наяд, Как невод твой охватывал Петрополь»). В позднем творчестве поэт вообще не прибегает к образным моделям концептуализации, зато существенно разрастается ассоциативный слой концепта.
Обилие информации не денотативного, узуального, а скорее коннотативного, ассоциативного типа, связанной с ведущими категориями позднего творчества (Россия, память, смерть, вечность), предопределяет большую эффективность не фреймовой, а полевой методики описания концепта «Петербург» в эмигрантской поэзии Г.Иванова. Отличие этих методик заключается в акцентуации разных типов ментальных структур, связанных с именованным концептом: стабильных, стереотипных, культурнообусловленных в случае фрейма, и подвижных, индивидуально-авторских, личностно обусловленных в случае поля.
Ведущими ассоциациями, закрепленными в соответствующем слое индивидуально-авторского концепта, являются:
• Петербург – любовь («Был Петербург, апрель, закатный час, Сиянье, волны, каменные львы... И ветерок с Невы Договорил за нас»);
• Петербург – творчество («...Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем, Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты, Мы спокойно, классически просто идем, Как попарно когда-то ходили поэты»);
• Петербург – смерть («Но поет петербургская вьюга В занесенное снегом окно, Что пророчество мертвого друга Обязательно сбыться должно»);
• Петербург – жизнь («Как осужденные, потерянные души Припоминают мир среди холодной тьмы, Блаженней с каждым днем и с каждым часом глуше Наш чудный Петербург припоминаем мы»; «И совсем я не здесь, Не на юге, а в северной царской столице. Там остался я жить. Настоящий. Я – весь. Эмигрантская быль мне всего только снится...»).
В известной степени можно утверждать, что образ Петербурга становится в эмигрантской лирике Г.Иванова символом покинутой родины. Эта символика метонимического происхождения. Языковыми средствами выражения символических коннотаций являются:
• параллелизм стиховых конструкций, включающих лексемы «Россия» и «Петербург» («А, может быть, России вовсе нет... И нет ни Петербурга, ни Кремля...»);
• включенность номинированных ими образов в мотив возвращения («И что же делать? В Петербург вернуться?»; «Но я не забыл, что обещано мне Воскреснуть. Вернуться в Россию...»);
• связь через «промежуточный» символ снега, атрибут России и Петербурга («Как будто мы пришли зимой От колоколенки соседней По снегу русскому – домой»; «Но Врангель – это в Петрограде. Стихи, шампанское, снега...»; «И над Невой закат не догорал, И Пушкин на снегу не умирал, И нет ни Петербурга, ни Кремля – Одни снега, снега...);
• коррелятивная связь с оппозициями «жизнь/смерть, родной/чужой».
Совокупность указанных ассоциативных линий представляет собой фиксацию интерконцептуальных связей в индивидуально-авторской концептосфере, что позволяет представить концепт «Петербург» как центр соответствующего концептуального поля. Фрейм в таком случае может трактоваться как узуальное ядро поля, концентрирующее типическую, логически упорядоченную информацию, отличающуюся в то же время конкретным, предметно-чувственным характером (Петербург – Нева, мосты, Летний сад, Медный всадник, Петропавловская крепость и т.п.). Периферия поля содержит более абстрактные авторские ассоциации (Петербург – любовь, творчество, поэзия, родина и др.) Моделируемое таким путем концептуальное поле может рассматриваться как когнитивная структура комплексного типа, включающая и пропозициональные, и метонимические, и метафорические модели концептуализации.
Библиографический список:
1 . Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века // Язык и наука конца XX века. М.: Институт языкознания РАН, 1995. С. 239-320.
2 . Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики // Известия АН.Сер. лит. и яз. 1997. Т.56 (1). С. 11-21.
3 . Миллер Л.В. Художественный концепт как смысловая и эстетическая категория // Мир русского слова. 2000. 4. С. 39-45.
4 . Беспалова О.Е. Концептосфера поэзии Н.С.Гумилева в ее лексическом представлении: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2002.
5 . Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. М.: Гнозис, 2002.
6. Иванов Г.В. Собр. соч: В 3 т. Т.1. Стихотворения. М.: Согласие, 1993.
7. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1996.
8 . Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: Истоки, 2001.
9 . Стернин И.А., Быкова Г.В. Концепты и лакуны // Языковое сознание: формирование и функционирование. М., 2000. С. 55-67.
10 . Проскуряков М.Р. Концептуальная структура текста. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000.
11 . Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. М.: Прогресс, 1988. С. 52-93.
12 . Болотнова Н.С. Об изучении ассоциативно-смысловых полей слов в художественном тексте // Русистика: Лингвистическая парадигма конца XX века: Сб. статей в честь профессора С. Г. Ильенко. СПб., 1998. С. 242-247.
13 . Гинзбург Е.Л. Из заметок по топонимике Достоевского // Слово Достоевского: Сборник статей. М .: Институт русского языка , 1996. С . 72-109.
Комментариев нет:
Отправить комментарий