Концепт "Вечность" в поэтическом мире Г. Иванова

Опубликовано в: Предложение и слово: прагматический, текстовый и коммуникативный аспекты: межвуз. сб. научных трудов. Саратов: Изд-во Саратовского педагогического института, 2000. С. 215-221.

В последние годы появилось множество работ, авторы которых оперируют термином "концепт", предлагая свое понимание этого нового для лингвистической науки объекта. Не ставя своей целью анализ различных определений этой ментальной сущности, остановимся на имеющем методологическое значение вопросе о соотношении концепта и слова. Думается, что можно выделить два основных направления в решении этой проблемы:
Концепт рассматривается как обобщенный образ слова. Он включает в себя понятие, но "не исчерпывается им, а охватывает все содержание слова, - и денотативное, и коннотативное, отражающее представление носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятом в многообразии его ассоциативных связей" [Чернейко, 1995: 75]. Рассматривая концепт в аспекте его заместительной (обобщающей) функции, Д. С. Лихачев даже полагает, что концепт существует не для самого слова, а для каждого словарного значения слова отдельно [Лихачев, 1993: 4].
В "Словаре русской культуры" Ю. С. Степанова содержится упоминание и о другой форме концепта - "парящего над концептуализированнными областями". "Элементы концепта могут быть рассеяны по различным словам," - отмечает автор [Степанов, 1997: 144]. С наибольшей четкостью это понимание отражено в работе В. А. Лукина, который определяет концепт как инвариант различных явлений, преломленных в языке, вбирающий в себя "обобщенное содержание множества форм выражения" [Лукин, 1993: 63]. Точку зрения В. А. Лукина поддерживает Е. В. Сергеева, отмечая способность концепта осознаваться языковой личностью в качестве инвариантного значения семантического поля [Сергеева, 1999: 63]. Сходное понимание предлагает Г. И. Берестнев, в работе которого концепт - "ментальная репрезентация, стоящая за синонимическим рядом как целым" [Берестнев, 1997: 48]. Таким образом, концепт вбирает в себя значения нескольких лексических единиц.

Наиболее продуктивным кажется нам выдвинутое С. Е. Никитиной (в частной беседе с автором статьи) предположение о существовании двух типов содержательных сущностей - слов-концептов и мета-концептов. Далее мы реализуем эту идею в методологическом и структурообразующем плане, располагая материал статьи в следующем порядке:
слово-концепт "вечность" в поэзии Г. Иванова;
мета-концепт "вечность" как элемент поэтической модели мира Г. Иванова.

"Вечность" как одна из основных компонент поэтического мира Г. Иванова возникает в позднем творчестве поэта. В частотном словаре поэзии Иванова 30-50 гг. слово "вечность" занимает 19 ранг среди имен существительных (19 употреблений против 1 в раннем творчестве).

Согласно наблюдениям С. Е. Яковлевой [Яковлева, 1994: 87], для русского языкового сознания характерно существование двух вечностей: качественной как атрибута Бога (вечность1) и количественной, понимаемой как бесконечность времени существования мира (вечность2).

Оба представления отражены в словарных дефинициях. Так, МАС определяет вечность как "течение времени, не имеющее начала и конца" [МАС, 1985, 1: 159], а словарь В. И. Даля предлагает понимание вечности как "будущей, загробной, духовной жизни нашей" [Даль, 1982, 1: 330].

Г. Иванов, чуждый христианству, осмысливает вечность в количественном плане, ассоциируя ее с бесконечностью. В одной из его лирических миниатюр эти два слова сближены как семантические рифмы: Приближается звездная вечность, Рассыпается пылью гранит, Бесконечность, одна бесконечность В леденеющем мире звенит [Иванов, 1993: 298. Далее цитаты по этому изданию с указанием страницы].

Забегая вперед, скажем, что эту бесконечность поэт изображает в пространственных, а не временных образах. Оппозиция времени и вечности в "чистом" виде в текстах Иванова отсутствует: ни в одном стихотворении эти лексемы не встречаются вместе. Оппозитом вечности выступает не время, а жизнь, что конструктивно выражается их соположением: Злость? Вернее безразличье! К жизни, к вечности, к судьбе (447). Естественным результатом этой оппозиции является 1) коррелятивная связь вечности и смерти; 2) представление вечности как состояния, наступающего после смерти человека: Улыбнитесь, королева, Вечность - вот она! Впереди - палач и плаха, Вечность вся, в упор! Улыбнитесь. И с размаха Упадет топор (457). "Рубящая" концовка этого стихотворения буквально пресекает всякую возможность веры в иную вечность - "будущую, загробную, духовную жизнь". Признания в неверии в такую жизнь щедро рассыпаны по строкам Г. Иванова (Ср. например: ...жизнь иная Так же безнадежна, как земная, Так же недоступна для тебя). Ассоциативная связь вечность-смерть устанавливается и в ряде других контекстов, насыщенных единицами семантического поля смерти: Тише... Это жизнь уходит, Все любя и все губя. Слышишь? Это ночь уводит В вечность звездную тебя (519); "Перед тем, как умереть, Надо же поговорить!" В вечность распахнулась дверь, И "пора, мой друг, пора!" (556). Отметим, что смерть является дверью в вечность и в мировоззрении большинства христиан. Однако ивановский образ вечности как сферы инобытия принципиально отличен от христианской модели мира. Анализ образного слоя концепта позволяет утверждать, что особенно актуален для него пространственный компонент. Пространственная семантика возникает в результате помещения слова "вечность" в позицию локатива при глаголах движения: Мы уходим в вечность, в млечность Звезд, сиявших зря (518); Затоптало тебя (счастье - И. Т.) сапогами Отступающих в вечность солдат (307); И души - им нельзя помочь - Со стоном улетают прочь, Со стоном в вечность улетают (566).

Если использовать методику авторов работ о "вещных коннотациях" абстрактных существительных [Успенский, 1979; Перцова, 1990], то есть выявлять сущностные характеристики концепта на основе буквального прочтения метафорических сочетаний, в которых участвует слово-номинант концепта, то можно отметить, что вечность может концептуализироваться как водное пространство: Капля за каплей - кровь и вода - В синюю вечность твою навсегда (301); Край земли. За синим краем Вечности пустая гладь (311).

Однако гораздо чаще вечность представляется просто пустым пространством (его заполнителями являются звезды, эфир, лед, музыка - см. ниже).

Как отмечается в работах представителей Московской семантической школы, для русской ментальности вообще характерно отождествление понятий "пустота" и "пространство". Думается, что именно эти прототипические представления лежат в основе концепта "вечность" у Г. Иванова.

Другое направление концептуализации - уподобление вечности материально осязаемым объектам: Тянет вечностью с планет (572); Черным бархатом на плечи Вечность звездная игла (519); ее восприятие как безразличной к человеку, равнодушной сущности: Только сонная вечность проснется Для того, чтобы снова уснуть. Все равно - не протягивай руки, Все равно - ничего не спасти. Только синие волны разлуки, Только синее слово "прости" (310).

Дополняет наше представление о слове-концепте анализ сочетавшихся с ним определений. В поэтических текстах Г. Иванова таких эпитетов всего три: звездная, сонная, синяя. Первый указывает на объекты, "наполняющие" пространство вечности, второй вносит в образ-концепт элемент персонификации, то третий обладает символической значимостью.

Если говорить об оценочной характеристике слова-концепта, то лирический герой Г. Иванова всячески демонстрирует свое пренебрежительное отношение к вечности, может быть, маскируя свой страх перед ней, может быть, пытаясь таким образом свой страх преодолеть: Поговори со мной о пустяках, О вечности поговори со мной (444); А рассуждения о вечности... Да и кому она нужна? (582)

Как неоднократно отмечалось в работах по концептуальному анализу [Логический анализ... , 1991], единый концепт формируют не только отдельные значения многозначного слова, но и однокоренные лексемы, к рассмотрению которых мы и перейдем.

Гнездо однокоренных слов с корнем век/веч возглавляет в языковой системе непроизводное слово "век" [Тихонов, 1985, 1: 147]. В поэтических текстах Г. Иванова зафиксировано 11 элементов этого гнезда, но непосредственно с семантикой вечности соотнесено только 7: вечность (сущ.), вечный (прил.), вечное (сущ.), вечно (нареч.), навек (нареч.), навеки (нареч.), предвечный (прил.). Что касается языковой вершины гнезда, то "век" в поэтическом мире Иванова - оппозит вечности. Это противопоставление особенно актуализируется при употреблении первого члена оппозиции в значении "жизнь, время, отпущенное человеку судьбой": Он, не споря, покорился И теперь в земле навек. Так ничем не отразился Скудный труд и краткий век (316).

Наиболее полно смысловое ядро концепта воплощает прилагательное "вечный" (23 употребления, 4 ранг в словаре прилагательных). Как и слово "вечность", эта лексема в русском языковом сознании расщепляется на вечный1 - соотносимое с качественной вечностью, атрибутом Бога, и вечный2 - "не перестающий существовать, никогда не прекращающийся", отсылающее к количественной вечности. В поэзии Г. Иванова отмечены оба значения этой языковой единицы, хотя преобладающими оказываются употребления второго ряда. Однако, в отличие от базовой номинации, концептуальный слой "сфера Божественного присутствия" в единичных контекстах все же обнаруживается: То, о чем искусство лжет, Ничего не открывая, То, что сердце бережет - Вечный свет, вода живая (351).

Будучи одним из репрезентантов концепта "вечность", прилагательное естественно сочетается с "заполнителями" пространства инобытия: вечный воздух, лед, вечные звезды, вечная музыка. С другой стороны, в сочетаемостных возможностях лексемы "вечный" отражается и парадигматические связи концептов, прежде всего, вечности и смерти: И неслось светозарное пение Над плескавшей в тумане рекой, Обещая в блаженном успении Отвратительный вечный покой (301).

Среди других соотносимых с вечностью понятий отметим мета-концепт "поэзия": - И ты мне розу брось! Нет, лучше брось за облака - Там рифма заблестит, Коснется тленного цветка И в вечный превратит (331).

Что касается Бога, то Его удаленность от лирического героя так велика, что Он выносится Ивановым за пределы вечности. Характерно Его нахождение в "предвечном одиночестве". На наш взгляд, прилагательное "предвечный" в идиостиле Г. Иванова обладает двойственной внутренней формой, соотносящей его одновременно и с формальным производным "век" ("то, что было, тот, кто был до века, до начала времени" [Даль, 1982, 3: ]), и со словом-концептом "вечность", пространство которой лишено Божественного присутствия.

При установлении перечня языковых единиц, реализующих содержание мета-концепта, можно идти несколькими путями. В диссертации Н. Р. Суродиной [Суродина, 1999] описывается методика построения концептуального поля, основанная на вычленении основных признаков понятия и их дальнейшего обнаружения у всех членов поля. Нами выбран другой путь исследования в русле проблемы словесно-образной синонимии. Отношениями синонимии связаны, например, перифрастические обозначения одного и того же денотата (= предмета художественного мира). Ряд контекстуальных синонимов "объединяет в единое целое словесные знаки общего образного содержания" [Некрасова, 1983: 457]. Е. А. Некрасова считает, что такая лексико-семантическая парадигма группируется вокруг одной и той же сюжетной коллизии, описывая ее различные проявления. Н. Н. Иванова называет подобные группировки "денотативными множествами" и предлагает лингвистические критерии для отнесения образных единиц к одному денотату: наличие определения, называющего характерный признак денотата, семантического классификатора, включающего прямое обозначение денотата, его контекстуальные семантические характеристики и т. д. [Иванова, 1994: 115].

Согласно проведенному нами исследованию, членами денотативного множества "вечность" в поэзии Г. Иванова являются:
пустота (вселенская, мировая, сияющая, совершенная);
синее, холодное, Бесконечное, бесплодное Мировое торжество;
огромное, страшное, нежное, Насквозь ледяное, навек безнадежное;
бездна голубая;
пропасть холода нежного;
пропасти ледяного эфира;
ледяной, безвоздушный, бездушный эфир;
синее царство эфира.

Все образные обозначения вечности в тугой семантическо-ассоциативный узел. Одним из средств этой связи являются определяющие номинаты прилагательные: синонимичные (синий - голубой; холодный - ледяной), одноструктурные (бесконечное - безнадежное - бездушный), повторяющиеся (синее торжество - синее царство эфира, мировое торжество - мировая пустота).

Вместе с тем, эти образные обозначения могут сгруппированы в несколько семантических рядов, каждый из которых раскрывает один из слоев концепта. Так, по семантическому признаку "отсутсвие" объединяются номинатемы "пустота" и "ничто". Как тонко подмечено одним из исследователей, ивановское "Ничто" обладает какой-то самостоятельной сущностью и приобретает черты Нечто, которое поэт называет... "ледяной бесконечностью", "синим царством эфира" и т. п. Это Нечто вполне можно назвать мировой иронией... ледяной улыбкой вечности" [Иванова, 1998: 16]. Субстиванты "огромное", "страшное", "нежное", в силу специфики своей родовой принадлежности вызывающие представление об этой безличной, неопределенной сущности, коррелирует с образом "мирового торжества" - индивидуально-авторского символа, выводящего на важнейшие категории поэтического мира Г. Иванова: смерть / бессмертие, Рай, Бог.

Следующая группа образов связана с пространственной семантикой беспредельной глубины (бесконечности); в языковой системе их опорные компоненты являются синонимами (бездна - пропасть). В квазисинонимических отношениях находятся и уточняющие определения: холод - ледяной.

Последние три образных единицы объединены лексемой "эфир", значение которой В. Даль толкует так: "предполагаемое во всем пространстве вселенной вещество, по тонкости своей недоступное чувствам, служащее средою для передачи сил или веществ невесомых; в эфире (у поэтов): в просторе, пространстве вселенной" [Даль, 1982, 4: 660]. Таким образом, поэтизм эфир используется Ивановым как метонимический заместитель пространства вселенной - вечности.

Конечно, каждый словесный образ заслуживает более тщательного стилистического анализа. Наша же задача - обозначить семантический каркас концепта путем определения базовых компонентов его семантики и выявления устойчивых связей между ними.

Прототипический объект, стоящий за абстрактным именем "вечность", может быть описан через представления о:
пространственной бесконечности;
отсутствии жизни - человеческой и божественной, душевной и телесной;
холоде, ощущаемом физически и эмоционально;
некой безличной силе, противопоставленной человеку, обращенной к небытию.

Таким образом, "Вечность" как ключевой концепт Г. Иванова, концентрирует в своем содержании основные черты своеобразного художественного мира этого замечательного русского поэта.

Литература

Берестнев Г. И. О "новой реальности" языкознания // НДВШ. Филологические науки. 1997 N 4 - С. 47-56.

Даль В. Н. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-4 - М., 1982.

Иванова И. Н. Ирония в художественном мире Георгия Иванова. АКД. Ставрополь, 1998.

Иванова Н. Н. Лексикография художественной речи: Словарь поэтических номинаций // Русистика сегодня. 1994 N 2 - С. 113-133.

Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Серия лит. и яз. Т. 52. 1993 N1. - С. 3-10.

Лукин В. А. Концепт истины и слова истина в русском языке (Опыт концептуального анализа рационального и иррационального в языке) // Вопросы языкознания. 1993 N4. - С. 63-87.

Логический анализ языка. Культурные концепты. - М., 1991.

Некрасова Е. А. Словесно-ассоциативные ряды в художественном тексте (К проблеме словесно-образной синонимии) // Известия АН СССР. Серия лит. и яз. Т. 42. 1983 N5. - С.

Перцова Н. Н. К понятию вещной коннотации // Вопросы кибернетики. Язык логики и логика языка. - М., 1990. - С. 96-106.

Сергеева Е. В. Диалог русской религиозной философии и православия: концепт "Бог" в философском и богословском дискурсе // Текст: узоры ковра: Сб. статей научно-методического семинара "TEXTUS". Вып. 1. Ч. 1. - СПб-Ставрополь, 1999. - С. 44-49.

Словарь русского языка / В 4 томах. - М., 1981-1984 (МАС).

Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. - М., 1997.

Суродина Н. Р. Лингвокультурологическое поле концепта "пустота" (на материале поэтического языка московских концептуалистов). АКД. Волгоград, 1999.

Тихонов А. Н. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. Вып. 11. - М., 1979. - С. 142-149.

Чернейко Л. О. Гештальтная структура абстрактного имени // НДВШ Филологические науки. 1995 N4. - С. 73-83.